Проостроженная романтика

Не повезло Леньке и сегодня: полдня проходил по магазинам в поисках нужных ему до зарезу рыболовных крючков, а их словно черт с квасом съел. Правда, в магазине спорттоваров сказали, что крючки ожидаются на днях, но ему не на днях, а сегодня эти крючки вот как нужны!

Ведь именно сегодня он должен поехать на рыбалку со своим другом Сашкой далеко-далеко, к истокам небольшой горной речушки Даубихезы, где водятся хариусы, ленки и таймени. Эту поездку они вынашивали в своих мечтах всю долгую приморскую зиму, ради нее приобрели и моторчики «Д-Ь для своих велосипедов...

Ленька приуныл. Последняя надежда — рынок. Однако и эта последняя надежда рассеялась мелкой пылью: на барахолке крючков не было. Ленька вздохнул и хотел уже повернуть вспять, как вдруг его окликнули:

— Э-гей, приятель!

Он оглянулся. Кричал парень с виду года на два, на три постарше его самого. Из-под лихо сдвинутой на одно ухо грязноватой шляпы выбивались рыжие, словно ржавчина, кудри, а из-под них, в свою очередь, небесной просинью светились лупастые глаза. Левый рукав видавшего виды пиджака был за ненадобностью всунут в карман. «Однорукий»,— отметил про себя Ленька, подходя к лотку, на котором лежали всевозможные скобяные изделия.

— Не проходите мимо своего счастья! — засверкав золотым зубом и выкатив глаза, заулыбался продавец.— Здесь вы найдете все и даже то, чего вам не предложат никакие универсальные магазины Европы и Америки!
— Мне крючки нужны...— сказал Ленька, повеселев и дружелюбно поглядывая на бойкого торгаша.
— Да хоть миллион! — вскричал рыжий, театрально отклонившись назад и тут же подавшись вперед, снизил голос и проникновенно подытожил: — Рыбачок, значит.
— Да так...— замялся Ленька,— начинающий.
— Это ничего, все мы в свое время были начинающими. Ну и как успехи?
— Да я еще, собственно, и не ловил. Вот с товарищем собираемся сегодня поехать на рыбалку.
— Если не секрет, куда?
— На Даубихезу.
Удивление легкой тенью мелькнуло в глазах рыжего, хохотнул:
— За двадцать верст киселя хлебать! Не советую. Рыбы-то ведь там нет, одни комары.
— А ты откуда знаешь? — удивился Ленька.— Ты что, там был?
— Каждый порядочный рыболов это знает,— уклончиво ответил рыжий.— Значит, тебе крючков? Могу предложить знаменитые швейцарские крючки, в сравнении с которыми все остальные — тьфу, да и только! — и рыжий, энергично сплюнув в сторону, выдвинул ящичек, достал бумажный сверток, неуклюже вскрыл его единственной рукой.
— Вот смотри, седьмой номер, кованые, вороненые. Фирма гарантирует прочность на разрыв до пятидесяти килограммов-
— Какая цена?
— Дешевле грибов: рубль — десяток. Ленька даже рот раскрыл от удивления.
— Ну, знаешь ли... Они в магазине копейки стоят.
— Так то ж в магазине,— засуетился рыжий,— Разве ж там крючки? Пакость одна, а здесь — швейцарские! Может, ты меня за спекулянта принимаешь?
В это время к лотку быстро просунулся пожилой коротенький гражданин в темных очках и с портфелем под мышкой.
— Извините,— быстро сказал он, задев портфелем Леньку, и обратился к продавцу: — Я не ослышался? У вас действительно есть швейцарские крючки?
— Извольте посмотреть,— ответил рыжий. Покупатель взял на ладонь несколько крючков.
— О, ведь это находка! —воскликнул он радостно.—Сколько, вы говорите, стоит?
— Рубль — десяток,— недовольным голосом ответил рыжий (он, видимо, обиделся на Леньку).
— Отсчитайте, пожалуйста, полсотни штучек,— и покупатель выложил на лоток пятирублевую бумажку.
Если солидный человек с радостью покупает эти баснословно дорогие крючки, значит... Ленька вынул из кармана хрустящий рубль.
— Давай на весь,— сказал он слегка извиняющимся голосом.
Сашка привязывал к своему велосипеду удочки. Он недовольно посмотрел на подошедшего Леньку и проворчал:
— Шлындаешь где попало, а тут жди тебя... Специально сегодня пораньше у мастера отпросился, а его носит незнамо где. Ленька виновато потупился.
— Я крючки искал в городе... Посмотри, какие приобрел крючочки, швейцарские...
Ленька вынул из нагрудного кармана бумажный кулечек, тряхнул из него на протянутую Сашкину ладонь.
Сашка удивленно передернул своими черными, как у черкеса, бровями и неопределенно хмыкнул.
— Это что-то новое в рыболовном инвентаре.
— Да ты не смейся,— сказал Ленька,— дядя один этих самых крючков аж на целую пятерку взял, понял?
— И где же это вы с дядей такое богатство нащупали?
— На базаре. Там однорукий один продает хлам всякий. Александр рассмеялся.
— Вот и я говорю, Леня,— он ковырнул крючки пальцем,— хлам, он сразу в глаза бросается. Да ладно, не хрундучи, крючки как крючки, обыкновенные, а твой однорукий, видать, просто спекулянт и мошенник, вот и все. Давай-ка скорей собирайся, а то солнце вон уже где, не успеем до ночи к месту попасть.
— Хорошо. Я быстро, а зачем ты ружье берешь, Саш?
— На всякий случай. Чай, не на блины к теще едем, тайга, братец...
— Да...—вспомнил Ленька^— однорукий говорил, на Дауби-хезе рыбы нет.
— Что?..— удивился Сашка.— Интересно... Ну вот съездишь— увидишь сам. Что-то не нравится мне твой инвалид.

Солнце зашло за далекую и щетинистую так называемую Горелую сопку, когда наши рыболовы наконец пробились сквозь дремучие приречные «джунгли» к реке. Измученные, исцарапанные шершавыми лозами дикого винограда и колючками шиповника, они вывели свои велосипеды на песчаную косу и в изнеможении упали в еще не успевший остыть песок.

— Вот это прогулочка! — отдуваясь и смахивая ладонью пот со лба, проговорил Ленька.— А еще говорил, дорогу знаешь, Дерсу-Узала несчастный.

Кто ж ее знал,—не сердясь, ответил Сашка.— Хорошо, хоть засветло добрались. Успеем дров собрать. А место вроде неплохое, а?

Темнота наступила как-то вдруг. В небе одна за другой появились звезды, и чем ярче они разгорались, тем тусклее становились золотые каемки на одиноких сиротливых облачках. Шипя и разбрызгивая искры, весело потрескивал костер,, разведенный у большой раскидистой и пахучей черемухи в стороне от косы в маленькой лощинке, устланной крупной галькой.

От его огня делалось вокруг еще темнее. От реки веяло свежестью. В наступившей темноте, казалось, шум воды на перекате усилился. Кроме этого монотонного шума да потрескивания костра, ничто больше не нарушало навалившейся откуда-то сверху прямо-таки ощутимой тяжестью тишины.

— Странно, однако,— произнес Ленька, ломая о коленку сухую валежину.— Вот темнота... Ведь осталось все то же: та же река, те же деревья, что и днем, а все кажется другим: река — какая-то таинственная, древняя, заросли — обыкновенный орешник — джунгли... Все то же и не то же, понял?
Сашка засмеялся.
— Ничего мудреного нет. С наступлением темноты человеку становится страшно. И страх этот перед темнотой нам от пещерных предков по наследству достался, понятно?
— Это мы, между прочим, учили,— улыбнулся Ленька. Костер шипел и фыркал. Подвешенный над ним котелок с кулешом, клокоча и булькая, плевался пеной и расточал вокруг вместе с дымом аппетитный аромат. Сашка снял котелок, подбросил в костер мелких сучьев для света.

Выщербленной деревянной ложкой зачерпнул из котелка, попробовал и притворно-блаженно закатил глаза.
Кулеш получился на славу: он был в меру пересолен, не в меру густ и вовсе без лаврового листа (его Ленька забыл вместе с деревянной ложкой, купленной специально для поездок на рыбалку).

— Кулеш что надо,— заявил Сашка,— только рыбки б добавить.
— А вот рыба,— мотнул головой Ленька в сторону бьющегося на кукане в реке большого трегуба, пойманного Сашкой еще с вечера.
— А дома что покажем? Хорошо, как еще поймаем. Уху утром сварим, настоящую, на-ка ложку!

Ленька взял ложку, зачерпнул из котелка да так и замер. Там, где стояла одна из его донок, громко зазвонил колокольчик. Друзей как ветром сдуло. В несколько прыжков Ленька подбежал к удилищу, схватил его и без всякой подсечки потянул на себя прямо через голову.

— Ошалел, черт! — вне себя от возмущения закричал Сашка.— Что ты делаешь? Сломаешь!

Но куда там! Ленька, не обращая внимания на окрик друга, продолжал тянуть все так же через голову вверх. Это длилось всего несколько мгновений. Леска внезапно рванулась вглубь и против течения, затем выскочила из воды и упругой спиралью обмоталась вокруг удилища.

— Растяпа! У-у!—заскрежетал зубами Сашка и замахнулся на друга фонарем.

Но тот и так чуть не плакал от досады. Руки его дрожали, на лице расползлась какая-то глупая гримаса. На ругань он не реагировал, а только бессмысленно глядел на оборванную снасть и шумно дышал.
— Кто же так тащит? Ведь наверняка тайменя упустил, горе ты разнесчастное!

Ленька наконец очнулся. Он опустился на песок, схватился за голову. Сашка между тем взял Ленькину снасть и стал осматривать.

— Леня,— обратился он к другу,— взгляни на крючок. Ленька взглянул. Дорогой крючок «с запасом прочности до
пятидесяти килограммов» был бессовестно разогнут.
— Швейцарский...— простонал Ленька. Сашка весело рассмеялся.
— А что я тебе говорил! Надул тебя этот твой однорукий, как слепого котенка. И дядю твоего надули! Ха-ха-ха! Ой, умру!
— Подожди, не умирай,—Ленька поднялся с песка.— Ты еще увидишь, как я этому торгашу буду морду разделывать.
— Это инвалиду-то?
— Нет, жулику-Хорошо лежать на разостланном плаще в сторонке от костра и любоваться золотой россыпью звезд в бескрайнем небе. Где-то далеко в тайге, словно нехотя, кричит какая-то неугомонная ночнай птица; ласково воркует на перекате речная струя, иногда чуть-чуть прошелестит над головой листьями черемухи свежий ветерок, словно о чем-то с ними пошепчется.
— Саш, а Саш, ты спишь?
— Сплю.
— А зря... Ты посмотри, звезды какие!
— Обыкновенные, какие... Ленька не успокаивался.